Тем днем и следующим Аланис следила за ним: как он ест, откуда пьет? Нельзя ли украсть его ложку, допить его вино? Как ни противно, но хотя бы сгрызть его объедки?..

Пауль был очень внимателен на сей счет. Флягу хранил при себе и никогда не расставался с нею. Сам ополаскивал винную чашу, из которой пил. Ложку омывал водой и насухо вытирал. Объедки бросал собакам, а если псов рядом не было – зарывал в землю.

Аланис напросилась к нему на ужин. Он не был ей рад: возможно, злился за бунт в Славном Дозоре. Насколько смогла, она приняла жалобный, заискивающий вид. Пролепетала кротко:

- Гной-ганта, ну прости меня… У женщин бывают такие дни…

- Жрать хочешь? – Уточнил Пауль.

- Угу.

- Подадут в твой шатер.

- Я хочу с тобой… Хочу, чтобы простил.

- Ладно.

Она села, как кошка, впритирку к нему. От близости с этим существом все внутри сжалось. Пауль дал ей миску и чистой ложкой насыпал каши. Свою ложку взял в другую руку, чтобы была подальше от Аланис.

Она запихивала в себя еду, сочиняя способ… Как бы случайно перепутала миски, сунула ложку в чужую, но Пауль тут же отодвинул ее. Сказала игриво:

- Меня бы порадовало вино...

Потянулась к его чаше – он подал ей другую, а свою отнял. Она больше не посягала на его пищу, боясь быть разоблаченной. Нет, так не выйдет. Нужен поцелуй. И… почему бы не сейчас?

Пауль вроде бы простил ее и снизошел до разговора. Велел больше не шалить, обещал сломать оставшиеся пальцы. Звучало даже ласково… Она спросила: хорошо ли одета сегодня? Он похвалил. Она задела рукой его колено. Тем временем заходило солнце, розовели поля, небо наливалось ультрамарином. Если поцелуй с Паулем хоть когда-нибудь может выглядеть естественно – то именно сейчас.

Она посмотрела на его губы… И поняла: только один обмен жидкостями возможен между ними - ее рвотные массы обольют его с ног до головы.

Час за часом и день за днем Аланис видела растоптанные, разграбленные села. Они гвоздями вколачивались в душу, оставляя все меньше живого. Все острее, жарче, злобней она ненавидела себя. Что вам стоит, герцогиня: взять и поцеловать одного человека! Вы – хуже тряпки, ни на что не пригодны!.. С каждым мертвецом на дороге, с каждым опустошенным полем, с каждою обугленной избой росла ее решимость. Рано или поздно Аланис пересилила бы себя, смяла в латной рукавице все свое женское, сделала бы что нужно…

Но не только решимость набирала сил. Презрение и отвращение к Паулю крепчали с каждою милей. Мертвые тела, горелые дома, поруганные женщины – все это служило ему пищей. Миля за милей, деревня за деревней, Пауль добрел, веселел, наполнялся теплом. Грабеж и убийства можно принять, даже насилие – с трудом, но все же… Но эту сытость стервятника не стерпишь никак. Аланис смотрела на Пауля – и видела трупных червей, которых когда-то сажали ей на лицо. Не врут шаваны: он, Гной-ганта, состоит из личинок и опарышей. Поцелуй, да?..

А ночью, разрывая то, что осталось от Аланис, являлись отец и брат. Молча поджимали губы, брезгуя говорить. Отворачивались от нее, рассматривали опустошенную Альмеру. Аланис пыталась объяснить им… Но что тут скажешь? Она идет рука об руку с их убийцей – и не может набраться духу на правильный поступок.

Орду нагнал курьер – всадник из гана Ондея. Он сообщил Паулю: волчий герцог высадился в Степи с четырьмя сотнями воинов. Жалкая горстка! Ганта Ондей сжег его корабли, так что теперь волчара не сбежит. Он отступает вглубь Степи, ганта преследует его и неминуемо положит в пыль.

- Хорошо, - равнодушно сказал Пауль. Он предпочел бы увидеть голову герцога.

Всадник сказал:

- Ганта Ондей извиняется за то, что волк еще жив. И шлет тебе подарок: это нашлось в одном из кораблей.

Он отдал Священный Предмет, похожий на браслет грубой работы. Вот теперь Пауль улыбнулся:

- Славная находка! Она облегчит мое дело!

И спросил Аланис:

- Как думаешь, кому это отдать?

Она вспомнила: Предмет звался Голос Бога, его носила женщина по имени Гвенда, служанка кайра Джемиса. Надо полагать, теперь она мертва…

- Я не знаю, командир. Что это такое?

- Мгновенная связь, – Пауль показал ей второй такой же Предмет, надетый на его запястье. – Те, кто носят такие штуки, могут говорить друг с другом на любом расстоянии.

- Ты разделишь орду на два корпуса, - сказала Аланис. – Один уведешь на север, второй пошлешь в столицу. Ясное дело, отдай Предмет командиру столичного корпуса.

- И кого же назначить командиром?

Зачем он спрашивает? – удивилась Аланис. Ему не нужен совет, здесь все очевидно. Среди тех шаванов, что рвались в Фаунтерру, есть два уважаемых вождя: ганта Корт и граф Юхан Рейс. Корт старше и опытней, зато Рейс боготворит Гной-ганту. Поставь Юхана во главе армии – и армия будет послушна Паулю, как собственная рука.

- Меня, - сказала Аланис.

- Что – тебя? – Пауль выпучил глаза.

- Отдай мне столичный корпус. Давно хотела иметь свое войско.

Он рассмеялся в ответ. И, конечно, позвал Юхана Рейса… Но Аланис успела заметить огоньки в его глазах. Бесчувственность Пауля дала крохотную трещинку.

Заставь противника сделать то, что тебе нужно, - сказал бы хитрый, хитрый Эрвин. Зеркальце больше не утешало, но сообщало важные сведения: Аланис стала краше, чем когда-либо. Дорога отшлифовала ее тело, убрала последние унции жира, покрыла загаром. Душевная боль отпечаталась на лице, сметя все тени легкомыслия, заострив черты, наполнив чувством взгляд. Старый шрам сочетался с бездною глаз и яростью губ. Он выглядел средоточием силы и тайны. Под красотою Аланис теперь лежала пугающая глубина.

Однако этого не было достаточно. Требовались действия.

Первый раз вышло само собою, без расчета. Вместе с Паулем Аланис въехала в разоренное село. Шаваны заканчивали потрошить дома и готовились выдвигаться. Один задержался, занятый делом: насиловал деревенскую девчонку. Он забыл о ней, когда увидел Аланис. Механически продолжая двигать тазом, вывернул шею, выпучил глаза, уставился на герцогиню. Она подъехала к нему и хлестнула нагайкой. Он так удивился, что застыл. Она стала бить наотмашь, сдирая шкуру. Шаван озверел и бросился к мечу. Аланис направила коня и растоптала его. Развернулась, снова проехала по трупу, перемалывая в кровавую кашу. Лишь потом вспомнила о Пауле.

- Этот скот пялился на меня.

Она плюнула в лужу крови. Пауль помолчал, будто пытаясь что-то в ней разгадать. Ухмыльнулся. Предложил:

- Там колодец. Хочешь воды?

Потом она увидела шаванов, которые вели пленных на привязи за конями: пару юношей, пару девушек. Аланис потребовала:

- Отпустите!

- Э, нет. Гляди, какие свежие. В Шиммери за них дорого дадут!

- Я велела отпустить.

Пауль остановился рядом, заинтересованный. Для него, а не для шаванов Аланис пояснила:

- Пленные замедлят ход. Вы отстанете.

- Ничего, побегут.

Она сказала:

- Тогда – вон из орды.

Шаваны заржали, но смех быстро утих. Пауль не опроверг слов Аланис. Он ждал, чем закончится. Она ждала исполнения приказа.

- Гной-ганта… - начал было шаван, и Аланис рыкнула:

- Кто разрешал говорить с моим мужчиной? Вы не ханида вир канна! Прочь отсюда, шакалы!

Теперь они испугались. Что-то пролепетали, отрезали веревки, державшие пленных. Кроме одной.

- Эта баба такая красивая… Позволь хоть ее оставить. Возьмем в седло, быстро поедем!

Аланис приблизилась к шавану, ослепила собою.

- Красивая?.. Она?..

Он рассек веревку.

- Вперед, - приказала Аланис. – Снова задержите движение – убью.

Пауль смотрел на нее. Не так, как прежде.

Аланис нащупала то, что будоражило его кровь: храбрость и дерзость. Того и другого ей было не занимать. Самые отчаянные поступки давались ей куда легче бездействия.