Как раз в эту ночь у беременной императрицы начались лунные дни…

Свет видывал барышень, чей ум туманился от любовных утех. Но леди Магда не входила в их число. Несмотря на регулярные услады, она трезво видела поступки мужа.

Он двинул на север войска Короны и Лабелинов, а за спиной, в Южном Пути, оставил полки шиммерийцев под началом принца Гектора. Выглядело как мудрая стратегия: никто не подкрадется, не ударит в тыл… На деле это был ошейник для ее семьи. Стоит кому-то из Лабелинов взбрыкнуть – и Адриан легко натравит на них Гектора.

Он пошел прямиком к границам Ориджина и не свернул на восток, к порту Уиндли. Там по сей день торчали два батальона мерзлых задов. Это он тоже выдал за мудрость: силы врага рассечены на куски… Но самый прибыльный порт Южного Пути остался под нетопырями.

По нескольку часов ежедневно он проводил в обществе слепой старухи и пророка, и Юхана Рейса с первокровью в жилах. Адриан овладевал Священными Предметами, готовил их к бою – и ничего не говорил жене. Даже в постели, даже в минуты после оргазма. Венценосный говнюк упорно вел свою игру.

В замке Дойла, уже твердо зная, что не ждет ребенка, Магда послала мужу букет роз. Между лепестков вложила записку: «Любимый, я чувствую: родится сын. Давай назовем его в честь твоего отца».

Следующим вечером ей принесли большую охапку хризантем. На карточке почерком мужа значилось: «Вы не беременны, увы, но я надеюсь, скоро будете. Наш сын получит самое чудесное наследство на свете». Рядом был нарисован маяк.

- Садись, Менсон, сыграем.

- Охотно, владыка. Только стратемы – не мое дело. Давай лучше в кости.

- Как скажешь, - улыбнулся Адриан.

Игровой стол располагался на балконе ратуши города Дойла. Внизу приятно гомонила площадь: мещане торговали, придворные покупали, гвардейцы картинно вышагивали в алых мундирах. На помосте играли комедию актеры – не те ли самые, что год назад чернили Адриана в угоду нетопырю? И не та ли это самая площадь, где кайры порубили невинных горожан?.. Впрочем, Менсон любил поговорку: что было – то прошло. Много скверного случилось когда-то, только начни вспоминать – утонешь с головой. Память вообще тоскливая штука…

- Зябко тут, - поежился Менсон.

- А мне даже жарко, согрелся от чая. Возьми, друг мой.

Император скинул роскошный плащ на соболином меху. Шут в сомнении наклонил голову.

- Не нужно, владыка.

- Будет тебе! Вспомни, как мы в Альмере делили последнюю рубаху.

Чтобы не обидеть, Менсон накинул плащ.

Подали кости и деревянный стакан, владыка спросил:

- И как же в них играть? Научи-ка.

- Дело простое. Ставишь деньги, бросаешь кости в стакан, тарабанишь вот так вот – и мечешь на стол.

Шут сопроводил объяснение показом. Кости отбили сочный перестук о дерево стакана и резво выкатились на столешницу. Выпала пара троек.

- А можно еще так.

Менсон смахнул кости в стакан, крутанул им над головой – и с размаху грянул на стол, аж подпрыгнул сервиз. Стакан встал крышкой над костями, и шут не спешил его убрать.

- Пока чисел не видно, присутствует интрига. Коли хочешь сказать что-то важное – теперь самое время. Или просто глянь орлом: мол, я - любимец удачи! А потом – чик…

Он сдернул стакан, обнажив кости. Было две пятерки.

- Видишь: мне часто дубли идут.

- А кто побеждает? – уточнил Адриан.

- Ясно, кто: у кого выпало больше!

- Разве это зависит от твоих стараний? Нужно как-то хитрить, подворачивать тайком?

- Нельзя хитрить – побьют или в канаве искупают.

- Но тогда каков интерес? Мастерство и ум не значат ничего, победителя определяет случай.

Менсон хлопнул в ладоши:

- В том и азарт! Никаких долгих планов, один миг – и все решилось! Только удача и отвага, а прочее – за бортом.

- Не понимаю прелести игры, в коей нельзя достичь мастерства. Но ради тебя готов попробовать. Итак…

Владыка поставил один эфес, повертел кости в стакане, неловко метнул - одна выкатилась прежде времени и встала на единицу. Менсон позволил перебросить, но результат опять вышел плачевен: два и три. Шут выкинул три-пять и забрал себе адрианов золотой.

- Это хорошо, владыка, что ты первым спустил. Я-то пришел без денег, теперь хоть будет на что играть.

Он тут же бросил на кон полученный эфес - и приобрел второй. Поставил оба, нарастил на еще два. Спросил:

- Нельзя ли разменять по мелочи? Чувствую, теперь отвернется.

- Не желаю мелочиться, - возразил император. -   Будь любезен, поставь все четыре.

Менсон поставил и выкинул три-шесть, Адриан – пару двоек. Шут забрал деньги.

- Забыл предупредить, владыка: боги не любят тех, кто спорит о ставках.

- Хорошо, продолжим по елене.

Едва ставки снизились, удача перешла к императору. Монету за монетой он стал возвращать потерянные деньги. Менсон бурно переживал каждый проигрыш: бил себя по лбу, обзывал старым ослом и даже свешивался с балкона, чтоб погрозить кулаком подземным богам. Адриан метал ровно, почти без азарта. Стало ясно, что игра для него – лишь повод к беседе.

- Мой друг, нам бы нужно обсудить. С моего возвращения что-то не заладилось меж нами. То выпады, то обиды, то молчание с упреком… Я хочу исправить это.

- Нечего исправлять! – шут отмахнулся стаканом с костями. - Колпак и корона дружны, как всегда!

- Боюсь, имеется трещинка. У меня к тебе возникли вопросы. Поди, и у тебя ко мне.

Менсон сказал серьезнее:

- Коль так, начинай первым, владыка.

- Начну. Два вопроса имею, один из них – Минерва. Дошли до меня слухи, что ты был ей не то советчиком, не то наставником. Девица прислушивалась к тебе. Верно ли это?

- Да, владыка.

- Почему же она отказалась мне подчиниться? Ты прекрасно знал, что я жив-здоров и направляюсь в Фаунтерру. Было бы хорошо, если б Минерва преклонила колени предо мной. Разве ты не мог научить ее покорности?

- Согласись, владыка: научить можно лишь тому, что умеешь сам.

- Коль не покорности, научил бы чести. Напомнил бы, кто законный император, а кто – кукла на троне. Или с этим тоже имеешь затруднения?

- По чести… - Менсон шмыгнул носом. Чертов ветер пробирал даже сквозь плащ. – По чести я так рассудил. Минерва – хорррошая девушка. Где-то глупая, в чем-то неопытная, но янмэянка, как ты и я. Она кучу всего успела сделать. При дворе навела порядок, наполнила казну, в суде держалась молодцом…

- Я сполна наградил бы ее, как верного вассала. Но ты научил ее дерзости и своеволию.

- Не так, владыка. Минерва запуталась, ее раздергали все, кому не лень. Я придал твердости: решай сама, как знаешь; выбирай то, во что веришь. Она и решила.

- Зачем было давать ей выбор?

- Зачем давать выбор янмэянке?.. Прррости, владыка, я не понял вопроса.

Адриан заметил, что кости уже давно дожидаются его. Метнул мимоходом, забрал очередную монету. Сказал:

- Хорошо, пускай. Перейду ко второму делу. Кто хозяин в твоем доме – ты или жена?

Менсон нахмурился, подергал бородку.

- Мы с Карррен… - прорычал он. Странное дело: со дня крушения поезда Менсон не коверкал слова. Ульянина Пыль избавила его от этой хвори, но сейчас почему-то вернулось. - Я люблю жену, владыка. Помнишь, при Мелоранже ты спросил: «Чего хочешь, Менсон?» Я сильно растерррялся, не смог выбрать желание. Но тогда я не знал, что Карен жива. Теперь бы не путался в ответе: хочу быть с нею до конца дней.

- Это мне ясно. Спросил о другом: кто у вас хозяин?

- Ну уж… - Менсон для оттяжки повертел и бросил кости. Выпал дубль на четверках. – Мы-то сколько лет пробыли в разлуке… Отстроились, отвыкли, теперь надо вновь притираться. Да, бывает, искры летят. В целом-то я главный, но иногда и Карен упрется рогом или встанет на дыбы. А разве это плохо, что у дамы есть характер? Покорную овцу я б не смог любить.

Адриан метнул и перебил бросок шута.

- Друг мой, не хочется ранить тебя напоминанием, но ты – мятежник и цареубийца. Готовился свергнуть моего отца, а родня Карен во всем помогала.